ВЕЛИКИЙ ГЕНРИХ (1928-1999)
Сборник памяти Генриха Вениаминовича Сапгира
Предложил своему ребенку тему сочинения:
"Я - гонщик". Не могу, - отвечает, - я же не гонщик. Мне
только в 14 лет права дадут.
Вмиг разозлился. Это в Америке в 14,
а у нас - в более старшем.
То же повторялось и с другими темами:
"Мне снится сон" - потому что он же ему сейчас не снится, -
или "Я провел лето в горах" - а он все лето оставался в Москве.
Почему мы считаем детей фантазерами?
Они не могут говорить о том, чего нет сейчас вокруг них, потому
что убеждены в абсолютной реальности окружающего.
А у взрослых все наоборот. Они в окружающем
сомневаются, особенно в том, такое ли оно (окружающее), каким должно
быть. Вот и придумывают себе другое, настоящее, которое за этим,
кажущимся. Так рождаются философия и литература.
А дети - плохие литераторы и философы,
ни философии, ни литературы не любят. Они хотят читать (и рассказывать)
лишь про то, как на самом деле.
Дети - материалисты, а взрослые -
идеалисты.
То есть, кажется, ничего общего, а
на самом деле одно все-таки есть. Тем и другим нужен сказочник авторитетный,
которому сейчас же на слово веришь. Детям он расскажет о том, как
есть, а взрослым - как должно быть.
Таким авторитетным сказочником нельзя
стать, а можно только родиться. Нельзя просто писать, писать (рассказывать,
рассказывать) и наконец заработать необходимый авторитет. А можно
только - сразу, как Минерва из головы Юпитера, со всем необходимым
авторитетом.
Таким авторитетным сказочником родился
Генрих Сапгир.
Посмотришь с одной стороны: ничего
общего. Ни с детьми, потому что он же все время под видимым подозревает
невидимое, а дети невидимое терпеть не могут. Они потому и любят
всяких динозавров да монстров, что у тех все ужасно видимое.
Ни со взрослыми, потому что он же
все невидимое так опишет, что оно сейчас же станет видимым и очень
материальным.
А посмотришь с другой: общее и с теми,
и с другими, и все по тем же причинам. (Сами местами поменяйте.)
Так что получается, что он уже и не чужой вовсе, а со всех сторон
свой. Так вот почему он и тех и других устраивает.
Прочитайте его рассказ "Ангел Алексей
Иванович" (это мой любимый рассказ), да и попробуйте пересказать.
И у вас получится либо реакционная этика, либо не менее реакционная
философия.
Рассказ - о мужчине и женщине. Причем
у мужчины есть ангел-хранитель, а у женщины нет, потому что она
вся во власти низменных страстей. (Только феминисткам читать не
давайте - порвут.) Но вот и у героини появляется, точнее -
проявляется, новорожденная и до крайности неопытная ангелица.
Мужской ангел начинает ее учить, воспитывать,
они влюбляются друг в друга, задаются вопросом, как же им быть,
если у них во всех этих местах пусто. Но уж так им хочется, чтоб
все было как у людей, что они тяжелеют, наполняются плотью и становятся
падшими ангелами, напрочь забывая о людях, к которым приставлены.
Впрочем, кто к кому приставлен? (Ведь
в конце концов ангелы берут пример с людей, а не наоборот.) Вопрос
очень важный и неразрешимый для Сапгира, сомневающегося в упорядоченности
реальности. Или в реальности порядка, как хотите.
Но я-то знаю, что и у женщин есть
свои ангелы-хранители и ангелы могут изначально друг друга любить.
Незачем им для этого превращаться в падших, во всех этих местах
у них никаких пустот нет, все так же, как и у нас с вами. Потому
и говорится иногда "ангельская любовь".
А значит - и рассказ для взрослых.
Потому что он же о том, чего нет и быть не может. (По-взрослому
это значит: что быть должно.)
Теперь уберите предлог "о", и вот
уже приходится менять всю фразу. Этот рассказ - то, что есть и что
иначе не бывает. Особенно прелестны сцены, где ангел-мужчина подшучивает
и дурачит ангелицу. (Но не стану пересказывать. Иначе опять получится
"о том, что".) Очень материально и реалистично описано. А значит,
получается, что и рассказ уже - для детей, а никакая не литература.
Или же вот рассказ "Отражения" -
о том, как отражение позавидовало человеку (вроде того, как позавидовали
ангелы человеческой любви) и поменялось с ним местами, стащив его
сонного в зазеркалье, а само - юрк в его еще теплую постель.
Это - для взрослых.
А для детей - то, как оно страдало
на новом месте, как обманывало и оправдывалось, а его подозревали,
что он - это не он… (То, что он - не он - это для
взрослых.) Как он (или оно) встречал (встречало) злобный и не менее
страдающий взгляд по ту сторону зеркального стекла. И как наконец
вернулось (или вернулся) на родину.
На самом деле все рассказы Сапгира -
об одном и том же (поэтому тоже - бессмысленно говорить, о
чем они): как всё со всем меняется местами. А у Сапгира и стихи -
рассказы. (Или наоборот: его рассказы - всегда стихи. Это для
Сапгира одно и то же, раз все взаимозаменимо.) Существует единственная
реальность: места, объемы, которые могут быть заполнены чем угодно.
Рифма, как и тело (предмет, вещь), - необязательные переменные.
Так литература (то, о чем) превращается
в поэзию ("то, что" или "то, которое"). Глупость сказал: проза Сапгира
поэзией была всегда.
Ведь поэт ничего объяснить не может,
он только чувствует и все понимает, как собака. Ему остается только
разыгрывать и произносить от чьего-то лица монологи. А если он начинает
объяснять и формулировать, то это уже получается какой-то Мамлеев.
Например, если вы формулируете, что
кругом много разных миров, которые вступают с вами в контакт и на
вас воздействуют, то вы - Мамлеев. А если вы что-то такое постоянно
ощущаете, чье-то присутствие, каких-то соседей, которые не понятно
что и кто, то ли в вас, то ли вокруг, то ли вы сами, то вы -
поэт, а значит - Сапгир.
Один его рассказ так и называется:
"Соседи". Ими мир кишмя кишит и полнится через край, того и гляди
убежит. Они толпятся, толкаются, двигают разные предметы и принимают
разные виды, в том числе и ваш собственный. А вы даже не знаете,
кто вы в каждый конкретный момент. Поэтому вам немного страшно.
Но если бы вам было только страшно,
то вы были бы, скажем, Евг. Харитоновым или Сашей Соколовым, которые
тоже писали про "тех, которые" и про "тех, кто" подглядывают за
вами и запирают ваши двери с внутренней стороны, так что не открыть.
Но вы-то знаете, что дома никого нет.
А вот когда вам еще и весело и ужасно
интересно, что дверь заперта, а дома нет никого, или что на кухне
гремят кастрюльки, а вы-то дома один и жена ушла, то вы - Генрих
Сапгир.
А он абсолютно убежден, что пустых,
в смысле незанятых, мест не бывает. Тут простая поэтическая логика:
если вы куда-то смотрите и ничего не видите, значит, там что-то
есть.
Сапгир знает, что поэзия - это
когда обозначено место, объем для того, что со временем появится,
проявится и его временно займет.
Поэзия всегда, как минимум, трехмерна,
а не лист бумаги с текстом. Но и не события в этом тексте. События
и тексты, их описывающие, - плоские, двумерные, потому что определенные.
А поэзия объемна. Потому и говорится иногда житейская плоскость
(пошлость).
Только мы никогда заранее не знаем
что: проявится, появится, займет. Поэтому и надо для этого оставить
место (пространство).
У Сапгира есть стихи (впрочем, у него
все - стихи) - просто пустой лист бумаги (да не пустой он,
не пустой), на котором в дальнейшем проявится, как на фотопленке,
будущий сонет. (А на самом деле всегда там тайно, скрыто существует.)
Как у Верлена в романсах без слов.
Но у Верлена слова на самом деле были, это он только так назвал
символически. А у Сапгира никаких символов и условностей, а все
так, как оно и есть. Сказано "без слов" - значит, без слов.
А в цикле
"Стихи из трех элементов" в строчки выстроены знаки пунктуации:
восклицательные, вопросительные, просто точки в скобках. А значит,
и место не только оставлено для строк, вещей и явлений, но еще и
размечено. Чтобы им было удобнее появиться. Набоков в таком случае
сказал бы: заполняйте сами.
Сапгир говорит: оно само заполнится.
Ведь что такое знаки пунктуации? Это знаки, во-первых, пауз, то
есть пустот. Во-вторых - типов чувств, которые (типы) будут
вызваны здесь появившимся. Тут будет что-то, что вызовет восклицание,
а тут - что вызовет вопрос… Это единственные предположения
в отношении действительности, на которые способен поэт. Считает
Генрих Сапгир.
Скобки он особенно любит. В его рассказах,
которые вы будете читать, их - изобилие. (Впрочем, у Сапгира
все - рассказы.)
Ведь что такое скобки? Это и есть
обозначенное, размеченное, оставленное место. Для неожиданного образа
("облака летели белыми Тойотами"), замечания на память ("не забыть
упомянуть о желудке"), интерпретации факта ("то-то мне снится картошка
в сетке"), самого заурядного выхваченного (выступившего) из ряда
подобных факта ("и хрустит блестящая обертка")… Да для чего угодно.
(Все примеры заимствованы из цикла "Параллельный человек".)
Пусто место свято не бывает, переделывает
Сапгир известную поговорку. А он знает, что все вокруг свято, чудесно
и удивительно, а значит, и не бывает пустым, даже если мы на том
или ином месте ничего не видим, - другой ход поэтической логики.
Рассказы Сапгира правдоподобны потому,
что мы и без него все это чувствовали, только выразить не могли,
как собаки: что все вокруг шевелится и клубится от невидимой живности.
Мы ведь все безымянные и немые поэты. А он ее нам показывает для
примера, в порядке гипотезы. Та это или не та живность (у каждого
она своя) - вопрос для ученого, а не поэта.
Скобки-места - постоянные, их
содержимое - переменное, а главное, изменчивое. В этом-то и
весь смысл для Сапгира, самое интересное и вечно живое. "Здесь интересен
сам процесс, Как я возник, как я исчез", как сказал бы друг Сапгира
поэт Игорь Холин. То есть речь тоже о месте "между" (скобками, восклицаниями,
вопросами), которое может быть как угодно, но обязательно заполнено.
Собственно, у Сапгира можно только
скобки (то, что в них) и читать. В них - самое главное, ради них
все и написано. То, что за - буквально - скобками, -
только необходимая дань человеческой привычке все называть, определять
и характеризовать. Сапгир верит лишь в то, что в скобках. В том,
что за их пределами, то есть в неограниченном, неразделенном и неразмеченном
пространстве, он по крайней мере, сомневается. Это особенная, скобочная
вера. Иногда ее называют язычеством.
Однажды я спросил у Генриха Вениаминовича,
почему он не напишет целостные мемуары, отдельные-то у него раскиданы
по произведениям разных жанров. Вы их найдете у него. Ведь он же
великолепный устный рассказчик, а не только письменный, это всем
известно. (Впрочем, что такое письмо и писание?) Он пренебрежительно
ответил, что уж лучше он будет рассказывать о себе, чем о каких-то
событиях, так ему интереснее.
Замечательно в этом ответе то, что
для Сапгира происходящее с ним (и даже, предположим, в нем) -
это не он. Он - это объемы, места в нем, где происходящее появляется,
исчезает и постоянно резонирует. Так же как жизнь - не события,
а места для событий.
Об этих местах и рассказывают рассказы
Сапгира. Как, например, в рассказе "Семья" (цикл "Параллельный человек").
(Или это стихотворение?) О чем оно (он)? О том, что в человеке живет
несколько личностей? Такая-то, такая-то и вот такая? Так об этом
целые научные и философские труды существуют. Вот и у А. Вознесенского
было: "Я - семья. Во мне, как в спектре, живут семь Я…" Дальше
они перечисляются.
А Сапгир показывает их отношения,
их постоянную свару и несогласия: Оли, Виктории, Максима Петровича
и еще кого-то неопределенного. (Я подозреваю, что все дело в этом
неопределенном, он - самый главный.) Да так правдоподобно и
реалистично.
А у другого двухголового персонажа
(а что такое персонаж?) - две составляющие: Вова и Марина.
(Или это тот же самый?) Это все заполнение скобок, которыми является
человек. Заполнение может быть любым и разным, оно изменчивое, дрожит,
вибрирует и брезжит.
Потому-то и может автор, который ведь
тоже скобки, по желанию превратиться в дымок "Золотого руна", а
Вергилий - в кузнечика "коленками назад".
Имя и форма существования - такая
же переменная, как и способ записи "текста": "стихами", "прозой".
(И все в кавычках, потому что никогда ведь не знаешь, что это такое
на самом деле: стихи, проза?..)
Задумайтесь над названием "Параллельный
человек". Кто он? Автор, поэт? В таком случае мы продолжаем тему
"чужого", постороннего (или наоборот - всем своего, без разбора).
Он проходит мимо окружающих явлений,
не касаясь ничего. Или они его не касаются. Не дотрагиваясь. (Его
ничто не трогает.) А только наблюдая, точнее - слушая, вслушиваясь
- во все эти шумы и шебуршения.
Могут ли шумы касаться? И если касаются,
то как они это делают?
Или параллельны герои - друг
другу? Все эти ветераны, соседи, хозяйки подпольных борделей, поэты
и аукционеры… Без разбору. Их портреты проходят перед нами, как
в галерее. Каждый рассказ - портрет.(А может, это стихотворения?)
Они в равной степени выворачивают,
вываливают перед нами свое нутро (внутренности - вот как это
называется), пока "выпотрошенные оболочки" не будут готовы принять
новенькое и свеженькое содержание. Потому и говорят иногда: "освеженная
туша". Кто-нибудь назовет это чернухой.
Они влачат независимое, параллельное
существование, не догадываясь друг о друге. Что совершенно не мешает
время от времени (со временем) этими существованиями обмениваться,
меняя содержимое скобок.
Напротив. Даниил Хармс нас научил:
именно разорванность связей между предметами и их самостоятельность
(по отношению к их якобы устойчивым, непременным качествам) позволяет похожестям,
взаимообратимости и взаимообмену обнаруживаться.
В рассказе Сапгира "Ментальное путешествие"
(из цикла "Голова сказочника") кузнечикообразный Вергилий берет
героя-автора с собой (откуда - вопрос праздный) в мир людей.
Здесь их ожидает масса предметов,
которые люди вынимают, кладут или наливают одно в другое, приносят
или распаковывают. Все эти предметы тривиальны, но происходит их
переоткрытие, освежение их восприятия (освежевывание вещей -
в том числе и буквальное, не зря же герой чуть не гибнет в супе).
Средство очень простое и очень взрослое,
хотя поэты и любят его использовать в детских стихах. (Мы никогда
не узнаем, как к этому действительно относятся дети, потому что
они не скажут, их научили притворяться.) Сомнение - в использовании
предмета.
В самом деле, почему кашу надо есть
из тарелки, а не наоборот? (Почему ангелы-хранители приставлены
к людям, а не наоборот?) И кто тут на самом деле хранитель? И какая
перспектива действительно прямая? То есть правильная. "Прямая" или
все-таки обратная?
Но в таком случае, как и происходит
в жизни героев Сапгира, великаны мгновенно оборачиваются лилипутами.
Или наоборот. Все зависит от того, с какой стороны смотришь. Это
постоянное изменение, освежение точки зрения - цель поэзии
(или прозы?) Генриха Сапгира. Если, конечно, тут можно говорить
о цели. Просто поэт играет с театральным биноклем.
|