Беседы
Генрих Сапгир
Тексты Беседы Альбом Общение

Максим Д. Шраер *
ГЕНРИХ САПГИР ВЕСНОЙ 1993 ГОДА
  Максим Шраер и Генрих Сапгир. Москва, 1999г.
Photo copyright by Maxim D. Shrayer

Copyright 1994, 2000 by Maxim D. Shrayer
All rights reserved, including electronic
Все права сохранены, включая электронные

 

Эти заметки были написаны в начале 1994 года вместо предисловия к стихам Генриха Сапгира. В то время я жил в Нью-Хэйвене, шт. Коннектикут, где учился в Йельской аспирантуре (пять лет жизни в Коннектикуте описаны в моей книге "Ньюхэйвенские сонеты"). В мае-июне 1993 года я был в России в первый раз со времени эмиграции. Перед моим отъездом домой в Америку Генрих подарил мне рукопись книги-цикла "Конец и начало". (1993). Мне посчастливилось составить из них подборку, которая вышла в филадельфийском ежегоднике "Побережье", 3, 1994, стр. 34-40. Пользуясь случаем, благодарю редактора "Побережья" Игоря Михайлевича-Каплана. Вот уже год, как не стало Генриха Сапгира. Не могу себе простить, что так и не записал с ним беседы. Много раз мы с Генрихом говорили об этом, намечали сделать это в следующий приезд в Москву или в Париж; мягкий и дипломатичный Генрих колебался, зная о моей склонности задавать "проклятые вопросы". 31 января 1999 года Генрих подарил мне первый том своего четырехтомника, сделав на титульном листе следующую запись: "Максиму! Прими мою "бурю и натиск", если тебе будет интересно, а я уже вознагражден". А потом выпалил: "Но только я выскажу о них все, что думаю...". И вот теперь я приезжаю в Москву и физически ощущаю, что с уходом Генриха Сапгира исчезла живая, пульсирующая координата всего нашего литературного поколения, нашего советского литературного времени, нашего общего бытия.
М.Д.Ш
29 сентября 2000 года

 

 

Генрих Сапгир живёт в сталинском доме на Новослободской улице. На соседней квартире табличка, от которой сразу веет пятидесятыми, когда половину этажа занимала барская квартира патологоанатома Абрикосова. Сапгир в то время был не только лирическим субъектом, но и реальным обитателем того самого "длинного досчатого серого ящера", который будет им воспет почти сорок лет спустя в "Оде бараку". Ещё две незабвенные фигуры сапгировской мифопоэтики: Бутырская тюрьма (в каких-нибудь десяти минутах ходьбы) и здание "правдинских" журналов и газет (за железнодорожным мостом и хлюпающей эстакадой над Савёловской веткой). Первая всё ещё транслирует кошмары по всей Новослободке, я их сразу ж ощутил. Неотступно чувствует их и Генрих Сапгир. Вчитайтесь вот в это короткое стихотворение: "живу рядом с Бутыркой/ тыркаюсь в тюремный кирпич/ будто нарочно/ на крыше будки/ забутили бутом душу.../ не забуду мать родную.../ живут же рядом с кладбищем/ тоже скажи я повезло" (1993). Вторая точка - чтобы напоминать Сапгиру о годах непечатания взрослых стихов как раз в этих самых "Огоньках", "Работницах", etc. etc.

Гeнрих Сапгир обладает природным чувством соразмерности формы стиха и состояния души, души поэта и души слушателя (читателя). Такое было у Бодлера, Маяковского, Лорки. Мы не виделись шесть лет, с 6 июня 1987 года, когда Сапгир заехал попрощаться с моими родителями и со мной перед нашим отъездом навсегда. Я очень скучал по Генриху все эти годы. И совершенно ясно почему: он заряжает собеседника беспощадной, прошедшей через огонь, воду и медные трубы, страстью к искусству. Каждая его фраза, каждое движение при общении с людьми есть современная стихотворная строка, акт лирического авангардизма. Я сразу ж вспомнил об этом 19 мая 1993 года, позвонив в дверь сапгировской квартиры.

Дверь открыла жена Генриха, Мила, высокая, стройная, элегантная, с короткой стрижкой и ясными печальными глазами. Мне всегда нравилось, что имя жены Сапгира совпадало с именем мой мамы, тоже Милы. (В стародавние времена за кофейным столиком в гостиной/кабинете Сапгира сидели друг против друга поэты и их жёны, я Генрих со своей Милой и мой отец со своей. И я за торцом стола.) За Милой в прихожую выкатилась чёрная собака, холёный спаниель. Прежней, коричневого пуделя, уже не было в живых. Ещё в квартире Сапгиров обитает Нина Михайловна, мать бывшей жены Сапгира и член семьи. (Она почти ничего ни ест, просыпается засветло, курит папиросы и пьёт крепкий чай. Если не ошибаюсь, она всю жизнь проработала на киностудии химиком; ей столько лет, что она наверно знала Веру Холодную и Ивана Мозжухина, звёзд дореволюционного кинематографа.) Я привёз Сапгиру в подарок футболку с эмблемой Йельского университета. Генрих развернул её и ... сразу же с ходу сочинил лирическое стихотворение. Он надел футболку поверх другой рубашки и позвал жену посмотреть: "Мила, очень даже подходит. Видишь, Йель. Молодец, Максим. А у нас тут канитель". Всё оставшееся время Генрих просидел в новой футболке. Я смотрел на него и представлял разгуливающим по Новой Англии, читающим свои стихи, сонеты на рубашках. Генрих подарил мне полное издание своих "Сонетов на рубашках", выпущенное в Сибири, в Омске. А новый "сонет на футболке" расписался у него на груди.

Мы виделись ещё два раза, пили водку и чай, ели оладьи, и всё время читали стихи. Сапгир охотно читает, также охотно, как и внимает чужим стихам. Читать стихи, а особенно другим поэтам, для него совершенно необходимо. Генрих - классическое подтверждение того, как неразделимы Автор и Текст. Причём в обоих направлениях: живой голос поэта доносит Текст до читателя-слушателя, но и сам Текст при этом отражается в слушателях и возвращается обратно к Автору. Я читал Генриху из новой книги стихотворений, "Американский романс". Он мне - из нового лирического цикла, где использован принцип разрыва слов в местах величайшего лирического накала, где достаточно семантики голых звукосочетаний, поющих имя любимой женщины. Это были замечательные стихи!

В третий раз я был у Сапгиров в начале июня, накануне отъезда домой в Америку. Пришёл поэт Игорь Холин, высокий бритоголовый Египтянин, одетый в джинсы и ковбойку. Мы все сидели за столом, вкусно ели и говорили о том, как Запад "прилип" к русским писателям-шестидесятникам и никак не может от них оторваться. В словах аскета-примитивиста Холина чувствовалась обида и боль: ведь и он тоже отдал всю жизнь литературе, а приглашают на Запад с лекциями всё тех же Ахмадулину и Битова; когда ж наконец "эти слависты" поймут, что шестидесятники - тупиковая линия. Я почувствовал себя неловко и ответил, что когда б на то была моя воля, я бы пригласил Сапгира и Холина. Генрих заметил моё смущение и заговорил о моих новых стихах, попросил мня почитать. Наступило время прощаться, опять неизвестно на сколько лет. Я опаздывал, на Пушкинской меня ждали друзья. Было тяжело уходить, особенно потому, что сам Сапгир не успел почитать обещанные новые стихи. На прощанье он подарил мне рукопись стихотворений, "Конец и начало" (1993). "Скажи отцу, что я старею, всё жёстче в оценках. Москву трясёт от политики. А меня от всех них". Я простился с Милой и Холиным, а Генрих вышел проводить меня до троллейбусной остановки. С чёрным спаниелем на коротком поводке. Меня не оставляло ощущение, что время выкинуло какой-то фортель, что мы не успели ни о чём поговорить как следует. Мне не хотелось уезжать, хотелось слушать ещё и ещё стихи Сапгира - также было и десять лет назад, когда зимой 1985 года, студентом-первокурсником, я впервые услышал его стихи на полулегальном вечер в МГУ (тогда пришло шесть человек и из них какая-то старая учительница подскочила на слове "пельсисочная", т.е. пельменная + сосисочная, и выбежала прочь, словно от холеры).

Подошёл пустой троллейбус, мы с Генрихом обнялись, и я побежал к остановке, выкрикивая что-то на прощанье. За окном уходящего троллейбуса поэт Генрих Сапгир, один из моих самых любимых поэтов, стоял неподвижно, удерживая взволнованную чёрную собаку. У меня не оказалось мелочи, и я постучался в кабину к водителю: "Я иностранец. У меня нет талонов". Водитель троллейбуса оглядел меня с головы до ног и произнёс: "Ври больше". "Ну что тебе, паспорт американский показать", сказал я, и тут же почувствовал себя субъектом одного из сапгировских стихотворений о всеобщей неразберихе умов (с чтением и представлением)...

Уж в самолёте я прочитал те самые новые стихи Генриха Сапгира, которые не успел дослушать июньским вечером в Москве. Теперь у них появится много слушателей среди русскоязычных американцев.

Максим Д. Шраер
8 января 1994 года
Нью Хэйвен, Конн.

 

Copyright 1994, 2000 by Maxim D. Shrayer
All rights reserved, including electronic
Все права сохранены, включая электронные

 

* Максим Д. Шраер (род. в 1967г. в Москве) - современный русско-американский поэт, прозаик, критик и переводчик. Живет и работает в США ( с 1987г.)

Страница Максима Шраера: http://fmwww.bc.edu/SL-V/ShrayerM.html

© 2000 проект Иван Карамазов
© 2000 дизайн Юрий Макасюк

Hosted by uCoz