УЧИТЕЛЬ
Не люблю это слово, но Учитель с большой буквы - совсем другое
дело. Его мы выбираем сами, потому что мы в нем нуждаемся. Особенно
на первых порах в любой деятельности. И воровать тоже надо учиться
у кого-то, иначе - дилетантизм и вообще нехорошее, часто кровавое
дело получается. А там, где требуется исключительная тонкость
и знание, например, словесность или строительство самолетов, дилетант
не терпим. Евгений Леонидович Кропивницкий, ровесник Маяковского
- художник, поэт и композитор, профессионально учился живописи
и рисунку и закончил Императорское Строгановское училище. Стихам
учился у поэтов серебряного века, которых любил и изучал. Дальше
учился сам. И в живописи, и в сочинении стихов достиг высоких
результатов. От сезанизма и литературности он пришел к эстетизму
и примитивизму. Естественно, при помощи любви-любования и присущей
ему иронии рисуя окружающий мир и выражая тем свою личность. В
композиции, мне кажется, он не проявил такой оригинальности, оставаясь
последователем Мусоргского. Во всяком случае, я слышал, что Глазунов,
композитор, конечно, высоко оценил его оперу "Кирибеевич" на сюжет
Лермонтова. Но что говорить, когда я познакомился с Учителем,
он жил в такой бедности, что фортепьяно в его барачную горницу
просто бы не поместилось. Бедность, почти нищета сопутствовала
его жизни и моей молодости, что нам нисколько не мешало быть счастливыми
в дружбе и искусстве. "Сколько себя я помню, начиная с революции
я все время голодал и холодал, - говорил он, - Если бы вы могли
увидеть, Генрих, какой была Москва в начале века! Она гремела
телегами и дымила авто, пестрела яркими красками церквей и вывесок.
И пахла то кожей, то щами, то железом. Жизнь была полна. А потом
- потом все опустело, к тридцатым стало серым и ровным." Да, еще
во время войны мы зачастую шли обедать в бывший ресторан "Спорт"
- Учитель и Ученик по его талонам на усиленное дополнительное
питание - УДП. "Умрешь днем позже," - говорили мы. Ему они полагались
как преподавателю изостудии Дома Пионеров Ленинградского района.
Он вообще всю жизнь учил детей живописи и рисунку, зарплата небольшая,
но много ему и не надо было. То же и в искусстве. Он ограничил
свой словарь, убирал лишние эпитеты и метафоры. Обобщил рисунок,
не допускал пестроты и красивости. Такая была вокруг жизнь - некрасивая
и достоверная. Эстетика и этика сугубой бедности. Оголенность
- так он назвал целый цикл своих подмосковных пейзажей. Там на
холме торчал какой-нибудь барак под березкой. А из земли росли
не розы и нарциссы, а трубы и проволока. Новая эстетика. Вот и
пришли к Учителю мы - его Ученики, поэты и художники. Насколько
возможно среди общего бедствия, это была идиллия. Походы по окрестным
лесам и полям с этюдником (он еще рисовал с натуры) и книгой какого-нибудь
поэта. Обычно Учитель рисовал, а Ученик читал вслух. А вокруг
покачивалось пьяное Подмосковье. Или на берегу Клязьминского водохранилища.
Все леса и парки там исхожены нашей компанией. Потому что компания
юных и любящих искусство вокруг него, как я понимаю, была всегда.
Он был Учитель по призванию. Подобно какому-нибудь китайскому
мудрецу. У него даже лоб был, как у Сократа. Подмосковный Сократ.
Но в отличие от того, жена Ольга Ананьевна Потапова была удивительно
добра и симпатична. Художница и теософка. Евгений Леонидович очень
любил свою Олечку. Она даже в шутку переделывала его стихи: "...
А без крова пропадай, без еды - капут. Ты протянешь руку: дай!
А тебя попрут." "И тебе дадут", - читала Ольга Ананьевна с улыбкой.
В нашей России - правда и то, и другое.
|
|