 |
||||||
 |
||||||
|
 |
|||||||||
|
|||||||||
|
Генрих Сапгир АВТОБИОГРАФИЯ
...Я просто очень рано начал читать. И читал, читал. Читал очень быстро, вряд ли понимая всё, что пробегало перед моими глазами. Читал всё быстрее, увлекаясь самим процессом мгновенного чтения. В местной библиотеке серая мышка-библиотекарша с удивлением смотрела, как я набирал целую стопку книг по трем абонементам: мама и два взрослых брата-студента. И пусть все мешалось в моем мозгу, это не мешало мне быть вместилищем самых неожиданных знаний, удивлявших моих друзей и домашних. Родился я на Алтае в городе Бийске в ноябре 1928 года, который я совершенно не помню, потому что родители вскоре переехали в Москву, где я живу до сих пор. Жил я в разных местах Москвы. В детстве весной мы - дети ловили майских жуков, которые летели и тупо стукались среди садов и коттеджей поселка Сокола. В юности и молодости обитал чаще в приарбатских переулках. Жил вместе с моим другом Оскаром Рабиным в Трубниковском во время войны. Над нами в пустой голодной квартире витали романтические мечты и настроения. После армии несколько лет обретался жильцом - в первом московском салоне мадам Фриде, сухощавой энергичной и привечающей молодежь пожилой дамы. Это рядом - в Борисоглебском переулке. А уж потом, когда женился, все - возле Савеловского вокзала. То с одной стороны - с улицы Горького, то с другой - в конце 3 Мещанской и теперь - на Новослободской. В общем Москву и подмосковье считаю своей родиной и страной. Алтай, который я не видел никогда, я все-таки узрел и узнал в очертаниях уральских гор, пусть они пониже, когда служил стройбате. Четыре года - в некой котловине, где строился секретный завод и город. А вокруг все оцеплено, обмотано колючей проволокой - сталинские концлагеря, в которых томилось несметное количество самого пестрого, самого обычного русского народа. Народ как народ, только почему-то ходит в колоннах и овчарки на него бросаются, а что спит в бараках, так ведь половина страны и мы - солдаты - все жили в бараках. Написал я тогда множество стихотворений, в том числе и о заключенных, которые все потом уничтожил и вот по какой причине. Был у меня друг - ефрейтор, белокурый кудрявый, настоящий артист. Из деревни. Вместе ходили в Клуб Строительства - в драмкружок. Так вот, вышел ему перевод в другую часть, выпили мы на прощанье, он и говорит. " Ты, Генрих, поосторожней будь. Я ведь к тебе приставлен был, чтобы доносить на тебя." Такая история. Живопись и поэзия. Но здесь надо снова вернуться в детство. Еще в первых классах я что-то пробовал писать: в прозе меня вдохновлял Аркадий Гайдар и написал несколько тетрадей " Гейка и его команда", в поэзии на меня произвела огромное впечатление 2 часть " Фауста"- своей пестротой, величием и непонятностью, я стал писать большую поэму, где Свет борется с Мраком - два великана, и это была какая-то вселенская Весна. И там была "песня первого Ручья" и песня второго и третьего... За этим занятием и нашел меня старый поэт и последователь Аннокентия Анненского Арсений Алексеевич Альвинг ( Смирнов ). Он привел меня в свою литстудию, которая помещалась в Доме Пионеров Ленинградского района. Там все были старше меня - юноши. Но занялись мной и учили меня стихосложению по Шенгели. Там я впервые увидел Льва Кропивницкого. Он приходил на занятия с этюдником из художественного училища, и уже носил очки. А потом началась война. Помню, 16 ноября 1941 года. Все бегут из Москвы. По ночам мир сотрясает алый горизонт. Молотит и молотит. Утром по первому снежку уходят обозы Ленинградским шоссе через Москву. Устало переступают сельские кобылки. Ведут пленного - рыжего австрийца. Трамваи стоят. Я, мама, отец, незадолго до этого раненный в ногу, - хромает в разорванном сапоге - уходим пешком к вокзалам. В Александрове я прожил до 1944. Ужасно хотелось в Москву, как-то не по-детски соскучился. Отец и братья на фронте. По ночам при коптилке читаю Шекспира. Пятитомник, издание Брогкауза и Ефрона - был у нас дома. А какие иллюстрации! Но однажды собрался я, положила мама мне в вещмешок две буханки черного. И пошел по шпалам сначала до Троицко-Сергиевской Лавры, там переночевал на вокзале - и с первой электричкой в Москву. В Москве узнал, что мой первый учитель Альвинг умер и завещал меня своему другу Евгению Леонидовичу Кропивницкому, который преподавал в студии живопись и рисунок. В тот же день я увидел Оскара: он сидел и рисовал натюрморт с натуры: птичку и яблоко. Подружились мы сразу и навсегда. И тогда же обрели нашего Великого Учителя - Евгения Леонидовича. Поэт, художник и музыкант - он жил в Подмосковье возле Долгих Прудов: двухэтажный барак на взгорке напротив храма, который построил Баженов. Там всегда, выйдешь - внизу блестит вода, а вверху - крест. Все места вокруг - и парк и берег Клязминского водохранилища мы исходили с ним, беседуя об искусстве, о жизни, о любви - обо всем. Это была настоящая Долгопрудненская Академия. Под соснами, в орешнике и кустах бузины. Целая группа молодежи годами приезжала к Учителю, ничего не скажешь, магнит. И потом, вернувшись из армии, я встретил там удивительного поэта Игоря Холина, с которым мы вместе, считай, всю жизнь. Вот почему судьба кружила меня возле Савеловского: В Долгопрудной жил Кропивницкий, рядом в Лианозово в бараке - мой друг Оскар Рабин. С шестидесятых в Лианозово стали приезжать сначала молодые художники и писатели, затем журналисты и дипломаты - посмотреть на картины, послушать стихи. А с ними черные "волги" КГБ. В общем назвали нас всех "Лианозовской группой". Так теперь и записано в истории русского искусства. Меня и Игоря Холина еще звали " барачными поэтами". И жили в бараках и писали про это. В конце 50х годов я познакомился с другой группой. Это были старшие с войны: Борис Слуцкий, Самойлов, Леон Тоом и другие. Борис Слуцкий имел комиссарский характер. И однажды, уставя в грудь мою палец, он произнес: "вы, Генрих, формалист, поэтому должны отлично писать стихи для детей." И тут же отвел меня к своему другу Юрию Тимофееву - главному редактору издательства "Детский Мир". С тех пор я и пишу для детей. Все не опишешь, но не могу не упомянуть о трех литературных скандалах своего времени, участником и героем коих я оказался. В 1959 году Алик Гинзбург, юный и румяный, как девушка, приезжал ко мне (я лежал в своей комнатушке - пенале, меня терзал ревматизм), и объявил, что он хочет издавать журнал СИНТАКСИС в количестве 10 экземпляров, где всех нас напечатает. "Только без политики." - напутствовал я с дивана. "Конечно!" - с готовностью согласился Алик. Но без политики не получилось. И за первый самиздат пострадал юный издатель. Про нас всех была напечатана статья в ИЗВЕСТИЯХ "Бездельники карабкаются на Парнас." Где, как положено, всех заклеймили. Второй скандал произошел в 1968 году, когда меня приняли в Союз Писателей и поручили мне работу с молодыми. Я горячо и наивно принялся за дело. Привел в Союз "смогистов", организовал выставку художника - белютинца. Но развернуться мне не дали. Танки входили в Прагу. Органы следили зорко. Меня не то что выгнали, а просто не выдали членского билета. Я, по-молодости, обиделся и тут же вступил в только что родившийся Союз Кинематографистов (я писал сценарии), где еще не знали меня с этой дурной стороны. Третий литературный скандал - это 1979 год, альманах МЕТРОПОЛЬ. Но про него написано достаточно. Я просто был один из 21 участника этой акции. Были у меня и выставки. В 1975 году мои друзья художники-нонконформисты устроили выставку на ВДНХ в павильона "Пчеловодство". Захотелось и мне показать свое творчество. На полотняных спинах двух своих рубашек я начертил фломастером два своих сонета: "Тело" и " Дух", так и их и повесили на стене павильона. Недолго они провисели. Начальство повелело их снять, потому что текст не прошел лит, то есть цензуру. А про то, что это - образцы визуальной поэзии, никто и не подумал. После этого в 1976 году в Париже Александр Глезер в издательстве "Третья волна" издает мою книгу сонетов " Сонеты на рубашках. Первое издание. С началом перестройки начали печатать и мою лирику. В 1989 году журнал НОВЫЙ МИР печатает подборку моих стихов. Затем - и другие журналы и альманахи.С 1987 года я - "выездной". Еду к дочерям в Париж, приглашают меня в Швецию, Германию, Югославию, Францию, США и другие страны. С тех пор напечатал несколько книг. Самыми значительными для себя считаю:
18 мая 1999г.
|
|||||||||
 |
